И это стало ещё более понятным, когда Кёртис отвёл нас туда, где мы должны были спать: в домик на дереве высоко на холме в парке полуострова. Он вскарабкался первым по веревочной лестнице, показал нам, где находился нужник, ведро с водой и ковшик, колокольчик, в который нужно было звонить в случае, если одной из нас поплохело бы в ночи. Затем, он спросил, не видели ли мы тело его младшей сестры в куче.
— Эээ… нет, знаешь, мы мчались на всех парах, особо не вглядывались. Правда.
Эйм ещё та обманщица.
— У неё волосы завязаны в хвостики. А ещё большие, светло-зелёные глаза.
У любого, у кого были открыты глаза в той груде, нельзя было разобрать цвета глаз. У кого-то вообще не было глаз. И даже некоторых частей лица.
— Нет, мы…очень быстро ехали. Правда, ничего не видели. Прости.
В конце концов, он отстал от нас.
Помимо домика, который мы собирались занять, поблизости было много таких же жилищ на деревьях; сумерки быстро опускались на землю, и мы видели, как многие люди поднимались вверх по своим лестницам, слышали их тихие и мягкие разговоры.
— Ложись.
Я похлопала рукой по матрасу на полу. Она устроилась рядом со мной. Я спокойно обняла её, для меня это не проблема. У меня всё болело после таскания чемодана, но сейчас это было не важно. Я убрала волосы с её красивого лица, которое я узнала бы даже во тьме.
— Что они сделали с Двейном?
— С кем?
— Ну, Двейн, тот мелкий парнишка.
Точно, маленький брат Клода и Дуайта.
— Это ты его так решила называть?
Эйм фыркнула.
— Это его имя. Он сказал Кёртису. Я слышала.
Мои пальцы скользили по сводам её бровей, словно разглаживая их.
— Ты за него волнуешься? Он был веселым на детской площадке. У них должны быть места, где спят дети. Мы много детей тут видели.
— Да. Ты права.
Она сморщила нос. Я провела рукой по очертаниям её профиля, пытаясь побудить её к размышлениям. Иногда это работало.
— Почему комитету нет дела до Богачей острова Мерсер? Это было ужасно. Там, в туннеле.
Я рассмеялась, хотя смешного тут было мало.
— Облом. Полный облом, предполагалось, что они будут защищать этих людей, а Богачи напали на них. Я бы тоже не стала говорить об этом.
Я увидела, что она перестала морщить лоб.
— Ага.
Она приблизилась ко мне, сняла мою повязку, чтобы она могла легко гладить меня по моей коротко стриженной голове. Совсем другое дело. Я уткнулась головой в джинсовую ткань её куртки.
Это была наша последняя ночь вместе.
Она вспомнила о Робе всего один раз.
