НЕЧЁТНЫЙ
Внезапно Лёха понял, что мир – не спасти. Всё будет зря, сколько ни трепыхайся. Честные, смелые, самоотверженные, чуточку наивные – погибают. Погибают так, как Егор и Артём. Как умирает сейчас Илья – по его, Лёхиной, вине. Потому что именно Лёха втянул парня в это, и ещё неизвестно, кто из них больше шныр, хотя Илья в ШНыре и не остался.
А живут как раз лживые, злые, беспринципные. Равнодушные или попросту трусливые – те, кто всегда успевает убежать. Именно такие выживают и растят своих детей подобными себе. Скоро весь мир разделится на три форта: экономистов, шаманщиков и берсерков.
Мир обречён.
Лёха осознал это и завыл от тоски и обиды. Он не стеснялся: никто его не услышит – и не узнает. Шныр скоро и сам ничего не будет знать: для него мир закончится. И даже не страшно уже, а только мучительно жаль, что всё… так…
Почему-то больше всего Лёхе было жалко гитару. Её наверняка заберёт себе Захар, который по-прежнему относится к инструменту… просто как к инструменту. Лёха оставил бы гитару Артёму, но Артёма убили раньше, чем его…
Парень с трудом поднялся на ноги. У него имелось ещё одно, последнее, незаконченное дело: тащить Ула наверх до тех пор, пока они оба могут хотя бы стоять. Если только берсерки не догадаются, что у захваченных хитрым дымом шныров слишком мало сил для сопротивления, и не высадятся на крышу.
Лёха захромал вверх по лестнице, но потом не выдержал и подошёл к окну. Далеко в небе метались едва различимые точки: там, высоко, шёл бой. Наверное, успех склонялся на сторону ШНыра, потому что на улице кто-то зло кричал в телефон путаные, иногда даже исключающие друг друга команды.
– Что, тяжело быть у мамки одному? – усмехнулся Лёха и закашлялся от усталости. – Ничего, нас ещё сто двадцать. Пока жив хотя бы один…
Он вспомнил, что как раз один из ста двадцати жив совсем рядом: всего через пару-другую пролётов. Несмотря на близкое расстояние, шныру потребовалось целых две минуты, чтобы добраться до Ула.
Здесь, на седьмом этаже, воздух был неожиданно свежим и чистым. Пока – чистым…
Старший шныр полусидел на полу в той самой позе, в которой его оставили. Только на коленях у Ула теперь лежал заряженный и взведённый шнеппер. Лёха подошёл и сел на корточки.
– Как Илья? – с трудом шевеля бесцветными губами, спросил шныр. – Лёх… Лёха, ты что?
– Всё, – глухо ответил Лёха и взял Ула за плечо. – Вставай…
Тот ещё несколько секунд внимательно смотрел парню в лицо. Понял, прикрыл глаза и запрокинул голову.
– Ах ты… чтоб… – проговорил, болезненно морщась. – Щас…
И замолчал.
Лёха ждал. Потом обеими руками приподнял старшего шныра за грудки и встряхнул.
– Ну, ты… – сказал хрипло. – А ну… Не надо тут на моих глазах умирать по одному… Вставай, слышишь?
Ул вдруг, не открывая глаз, сильно ударил кулаком в стену рядом с собой. Ударил ещё и ещё, разбивая костяшки на пальцах в кровь.
– Щас, – пообещал неожиданно ясным голосом. – Щас встану. Ах ты, были-и-ин…
Иногда в жизни наступают моменты, когда больше всего на свете хочется просто взять и сдохнуть. Лёха знал это, но не собирался доставлять старшему шныру такое удовольствие. Да тот, кажется, и сам не мог себе подобное позволить…
